ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
и даже предпринимал попытки найти ее следы, но тщетно, – она затерялась в Москве у кого-то из совсем дальних родственников.
      В этом перламутровом сиянии, стомленного летней жарой, меня, наконец, одолевает крепкий сон. Просыпаюсь от гомона женских голосов. Меня вызволяют из люльки, кладут на большой полированный черный стол, распеленывают. После сна пунцовые щеки мои горят, взгляд из мутновато-бессмысленного быстро становится озорным, а освободившиеся от пут ноги выделывают немыслимые фигуры под мои радостные возгласы. Надо мной склонились улыбающиеся лица двух маминых сестер, а над ними возвышалась статная фигура их властной тетушки, напоминающей своей внешностью императрицу Екатерину Великую. По глазам ее было видно, что она готова меня сладко съесть, и потом она действительно душила меня в своих крепких объятиях и шумно исцеловывала мое полное и плотное тельце. Так повторялось изо дня в день, и все бы хорошо, да только, чтобы не нарушать идиллию этого святого семейства, я вынужден был терпеть ее щетинку, и только однажды, будучи не очень расположенным к ее медвежьим нежностям, я отогнал ее своей ангельской струей. Вокруг потеха, смех, а я вижу, что в глазах тети Хосровадухт появились укор и грусть, и мне, крохотному существу, явственно показалось, что она понимает истинную причину моей фонтанной шалости…       Поодаль от этой восторженно-шумной группки, в сумрачной прохладе окна, забранного ставнями, сидела двухлетняя малышка Жанна, моя сестренка. Обделенная в этот вечер вниманием взрослых, она недовольно болтала свешенными с подоконника пухлыми ножками, будто бы перетянутыми ниточками в нескольких местах. Такие же перетяжки пересекали её пальчики, руки, шею. Синее платьице в горошек и белый атласный бант своим контрастом подчеркивали бледно-абрикосовый цвет лица девочки, а опущенные густые ресницы придавали её недовольству трагическое звучание. Да и было от чего расстраиваться: с утра они с бабушкой Такуи занимались нарядом Жанны к приходу гостей. Сперва надо было постирать носочки, платье, бант, потом все это просушить и, наконец, прогладить большим бабушкиным утюгом, заправляемым пышущими жаром оранжевыми угольками, которые надо было часто раздувать, что и делала с удовольствием малышка, гордившаяся таким доверительным поручением бабушки. «И вот теперь эти несносные взрослые, совсем не замечая меня, сюсюкают вокруг этого плаксы – рыжего головастика, который так все ещё и не научился вовремя проситься писать и какать. И как бы они его не зацеловывали, все равно он больше всех |