Генрих Багиян "Частная хроника ХХ века"

необычность их заключалась в том, что в них ожидались не абстрактные сведения о могучих империях прошлого, канувших в Лету, или о далёких от нас континентах и странах, а речь там должна была идти о совсем недавней истории нашей родной земли, делавшейся живыми тогда ещё людьми, часть из которых всё ещё сидела в кремлёвских кабинетах, и ими же создавалась структура и законы советского строя с его преимуществами и гарантированными свободами, – строй, при котором мы тогда жили. Конституцию 1936-го года нам преподавал отставной военный подполковник, человек, против ожидания, деликатный, мягкий, настойчивый и вовсе не солдафонской прямолинейности. Он много времени уделял разделам конституции, отражавшим структуру государства по принципу национально-республиканского деления, подчеркивая на свой взгляд её несомненные преимущества по сравнению с прежней губернской структурой Российской империи, растолковывал важность социального равенства в правах всех классов нашего общества, систему социальных льгот, осуществляемых через мощную сеть профсоюзных организаций. Однако конституционные статьи 118 – 133, где речь идет о правах и обязанностях граждан страны, понятное дело, особенно живо интересовавших любого советского человека, наш учитель пробегал поверхностно, в телеграфном стиле, извиняясь как бы при этом. А любая статья этого раздела заставила бы потупить взор не только нашего мягкого преподавателя, но и кремлёвского автора конституции. Согласно им, оказывается, советские люди имели право не только на свои вольные думы, но и на их публикацию в печати, на что им обязаны были в издательстве выделить бумагу и необходимые типографские средства. Ну, и весь остальной раздел был заполнен такого же рода фантастическими правами.
В силу своего возраста, а было нам тогда по 14 лет, многого мы ещё не понимали, что-то скрывали от нас родители, а в чём-то они сами заблуждались, раздавленные большевистской пропагандой, но мы уже научились видеть разницу между услужливой рабской поэтической патокой Михалкова и не менее вожделюбивыми изысками акына Джамбула, с одной стороны, и очевидным обманом Кремлём всего советского народа и «всех прогрессивных людей планеты», с другой стороны. Это действительно был первый случай в жизни моего поколения, когда мы вдруг поняли, что книги (в данном случае брошюра с текстом сталинской конституции), газеты, радио и делавшие первые шаги новостные телепрограммы доносят до нас из Москвы очевидную ложь. После этого прозрения как-то по-иному, более критично, мы стали относиться к скорым политическим процессам до- и послевоенных лет, беспощадно

стр.