ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
сугубо деревенским пейзажем у вяло текущей Пряжки, берега которой всегда были плотно заставлены утлыми лодчонками.
      Такими насыщенными оказались первые мои сутки в столице бывшей Российской империи, и тогда было трудно представить себе, что когда-то, двести пятьдесят лет назад, на этом месте стояли непроходимые лесные чащи и непролазные болота, а каких-нибудь сто пятьдесят лет назад зимними вечерами лесная дорога от Александро-Невского монастыря до самой Фонтанки была весьма опасной из-за рыскающих вокруг волчьих стай. К достоинствам градостроителей Петербурга особенно следует отнести их строгую приверженность к однородной и невысокой средней этажности возводимых проспектов, улиц, дворцов, общественных зданий, фабрик, заводов. Неожиданным результатом этого было то, что у каждого горожанина устанавливались добрые, родственные, что ли, отношения со всей этой городской красотой, и город не подавлял человека ни своей циклопической высотой, ни протяжностью. Вы чувствуете себя в этом городе, как в собственном саду, и не спешите найти, обозреть новые редкие чудные экземпляры, давая им и себе созреть до совершенного состояния.       Ведь трудно найти в мире по грандиозной масштабности ансамбль, равный творению Росси на Александринской площади, в который входят отдельными зданиями Александринский театр, Библиотека Салтыкова-Щедрина, Вагановское училище, Театральный музей, Комитет по градостроительству и архитектуре, бывшее Министерство внутренних дел, павильоны в саду Аничкова дворца и памятник Екатерине II, а вы ходите по этому комплексу как по знакомому школьному двору, нисколько не подавляясь, к примеру, тем, что Театральная улица представляет собой только два противостоящих друг другу здания каждое длиной по 220 метров и высотой 22 метра и с шириной этой улицы в те же 22 метра, не говоря уже о протяжности периметра Гостиного двора или Зимнего дворца. Определённо, градостроители Петербурга делали своё дело так, чтобы каждый петербуржец чувствовал, что это его город, чтобы каждый русский чувствовал, что это его столица. Кроме каменно-архитектурной парадной строгости улиц города, в них заключалось ещё что-то неуловимое, неопределённое, но осязаемое, что придавало ему печать неповторимости, уникальности, резко отличавшее его от Баку, Москвы. Природа этой особенности открылась мне в предрассветной тиши на Фонтанке, не в дворцово-помпезном окружении, а в районе красно-белого казённо-кирпичного промышленного городка у Калинкина моста, где в этот час не было ни одной живой души. Да, да, всё дело было в живой душе города, отдыхавшей в этот час перед новым |