ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
генерал Алексеев запросил командующих фронтами высказаться по вопросу о монархии. Из ответов следовало, что армия не будет защищать главнокомандующего. Царский поезд остановили 1 марта в Пскове, и, не вступая в дискуссию, царь сообщает Алексееву: «Ради благополучия, спокойствия и спасения моей горячо любимой России я готов отречься от трона в пользу моего сына». Падение царя было почти молниеносным. Как это могло произойти, не вызвав немедленно бурю? Это значит, что многие тысячи, если не миллионы подданных русского царя задолго до того, как монарх был вынужден покинуть трон, пришло к внутреннему заключению, что царское правление не соответствует требованиям времени. Наступил черный час России. Три года назад блистательная держава, осуществляя модернизацию, думала о мировом лидерстве. Ныне, смертельно раненная, потерявшая веру в себя, она отшатнулась к крутой перестройке на ходу, к замене строя чем-то неведомым, ощущаемым лишь на уровне эмоций и фантазий. Западные союзники как завороженные следили за саморазрушением одной из величайших держав мира. Была ли ситуация безнадежна в военном смысле? Эксперты утверждают, что нет. Черчилль в те дни полагал, что «перспективы были обнадеживающими. Союзники владели преимуществом пять к двум, фабрики всего мира производили для них вооружение... Россия, обладающая бездонной людской мощью, впервые с начала боевых действий была экипирована должным образом… Почти 200 новых батальонов были добавлены к ее силам, и на складах лежало огромное количество всех видов снарядов… Не было никаких военных причин, по которым 1917 год не мог бы принести конечную победу союзникам, он должен был дать России награду, ради которой она находилась в бесконечной агонии. Но вдруг наступила тишина...».
      Император Николай не хуже других видел надвигающуюся угрозу, но он не знал средств ее предотвращения. Он считал, что самодержавие позволило России победно пройти сквозь опасности предшествующих столетий. Народ России показал невероятную степень выносливости и готовности претерпеть. Да, машина государства работала с перебоями и неэффективно, но она работала, и, похоже, худшее было позади – осталось лишь несколько серьезных усилий. Изменить в этот момент всю систему государственного управления царь просто не мог. Все инстинкты царя протестовали против «смены лошадей на переправе». В смятении окружающих он видел измену. Ясно и то, что Дума и революционеры требовали реализации таких условий, которые отторгались его сознанием. Царь был уверен, что традиционность системы управления являет собой его силу. В конце концов, полагал монарх, Россия |