[233] [234] [235] [236] [237] [238] [239] [240-304]
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
сану великих и мудрых слов. И в то же время, в этой простоте сцена вручения судьбы России императором Александром в руки престарелого фельдмаршала Кутузова преподана как назначение с небес, происходившее в жаркий летний день начала августа 1812-го года в уютном летнем царском дворце на окраине Петербурга.
Удивительно, но когда через пять лет я посетил это место, мне показалось здесь всё до боли знакомым – от ослепительно блестевшей на солнце белой мраморной цветочной вазы перед входом во дворец со стороны регулярного парка с уходящими к горизонту четкими линиями коротко постриженного кустарника до огромного гладкого мраморного стола посреди затененной прохладной парадной залы, у которого и происходило 146 лет назад назначение Кутузова главнокомандующим всей русской армии – такова уж сила художественного представления нашего великого мастера слова. В советское время в части помещений дворца разместился санаторий военных летчиков, и рядом с парадной залой, в бывшей буфетной дворца, был устроен красный уголок, где профессиональные затейники развлекали отдыхающих викторинами, бильярдом, песнями под гармонь. На смежной с залой стене кто-то из жизнеутверждающих советских реалистов маслом набросал веселую компанию розовощеких орденоносных летчиков, а в центре композиции, похоже, восседал чубатый брат-близнец Васи Тёркина с тальянкой в руках. Кому-то из недавних отдыхающих, видимо, почудилась незавершённость в композиции, и он приклеил к губе Васяткиного брата папиросный окурок. Оказывается действительно есть места, где от святого акта до смешного расстояние может измеряться всего лишь одним шагом, не каким-то иносказательным, а физически реальным шагом. Ненароком закралась гнусная мыслишка: «А каким бы представил нам Лев Николаевич Сталина, будь он вдруг жив?». И тут я обнаружил, что глыбе русской литературы решительно нечего было бы сказать о человеке в мундире со скромной звездой Героя на груди и орденом Победы в петлице: ведь в те дни никто из нас не знал ещё, как вождь всех времён и народов относился к своим детям, жёнам, близким и просто к людям, народу, а очерками Горького, прославлявшими великие деяния его и его учителя, песнями об этих двух соколах акына Джамбула, стихами соперничавшего с ним Сергея Михалкова в холуйском подобострастии к живому божеству – всем этим невозможно было бы провести проницательного классика русской литературы. Да и вглядываясь в портреты других советских вождей, невозможно за мундирами разглядеть хоть что-то человечески душевное, теплое, живое. Чем-то выделялись, разве что, Буденный своим огненно цыганским |
