ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
     
Крутые жизненные горки, сопутствующая его профессии атмосфера соперничества, часто нездорового, укатали постепенно, утихомирили его прежние амбиции музыканта-исполнителя, но, кипучая, как всегда, энергия моего друга требовала постоянного выхода, и, как творческая личность, он быстро подбирал ключи от неведомых прежде собственных интеллектуальных кладовых. Так было и есть в новой для него ипостаси преподавателя, где он во главу угла ставит раскрепощение творческой свободы своих учеников в не меньшей степени, чем совершенствование в технике, более того, освобожденное с его помощью творческое начало в пяти–шестилетних малышах поднимает их на большие подвиги в овладении техникой игры. Ни читать педагогических изысков Рудика, ни присутствовать хотя бы на одном его уроке мне не довелось, но я знаю его главное оружие, с помощью которого он одерживал и одерживает победы – каждого человека, в том числе и маленького человечка, он представляет себе личностью за семью замками, и только ему одному известными способами он проникает в глубины души этого индивида, обнаруживает в ней наиболее чувствительные струны и заставляет их божественно звучать. Причем, происходит это не по какому-то заученному раз и навсегда алгоритму, а исключительно по наитию – в самом начале перед ним сидит этакий комочек непознанного существа, который, в конце концов, должен раскрыть в себе творца, и в этом преображении и состоит благородная роль моего друга.
      В отношении к прекрасному полу он был весьма любвеобилен – за прожитые годы в сети его попадало немало красивых женщин, которых увлекали его обожествление красоты на высочайшем созерцательном уровне и столь же стремительное и головокружительное падение в греховную страсть. Однако с супружеством моему другу решительно не везло. Дважды был неудачно женат, причём, дочку от первого брака ему пришлось с пелёнок воспитывать совершенно одному. Вновь приобрести друга после многолетнего перерыва мне помог Интернет, и я надеюсь непременно навестить Рудика, чтобы отметить его одинокое семидесятилетие.       Пора, однако, возвращаться на ночной степной полустанок, на котором ветер продолжал громко рвать выцветший сиротливый красный транспарант, а грозные его порывы свирепо выли в невидимых из окна проводах. С тем, что я оставлял в Баку, отправляясь в Россию, кажется, была предельная ясность, но что же меня гнало именно в Ленинград, кроме аргументов моего друга Эдика Бадалова? Причин было несколько: прежде всего с этим городом до меня свою судьбу связали двое |