ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
таких армянских семей, которые днём совершали намазы, а тёмными вечерами истово крестились, вымаливая прощение у Господа за дневное святотатство.
      Это была последняя лекция из прослушанного во время болезни деда интересного «недельного цикла». Через несколько дней я прощался с уютным Гандзаком, синеющими вдали родными горами, милым нашим большим родом, совсем высохшей от старости бабушкой, строгим и гордым дедом Мартиросом, прощался с давно прошедшим в этих местах военным детством, прощался потому, что переходил совсем в другую пору жизни – мятежную юность.       Бабушка испекла мне в дорогу традиционную гандзакскую, тонко и вкусно пахнущую гату с темно-коричневой коркой, глазурованную яйцами, вспоров которую зубами, можно было, наконец, добраться до её сладко-ароматной вязкой мякоти. Не забыла положить в дорожную сумку и мацун, приготовленный из буйволинного молока. В сумерках за накрытым прощальным столом со свежими хрустящими солениями, долмой, фруктами и бочонком красного вина дед Мартирос и бабушка неспешно давали мне последние наставления. Тем душным вечером слова бабушки выстраивались в успокаивающий ритм колыбельной, и эту полудрёму рассекали красивые интонации дедова повествования, которому я тогда жадно внимал, зная, что следующее желанное общение с дедом произойдет не раньше, чем через год:       – Не знаю, сынок, доведется ли ещё нам свидеться и вести такие беседы, как в этот раз во время моей болезни, но мне ясно, что после окончания школы тебе следует уезжать из Баку, Адербежана (так обычно произносят армяне название этой территории с промежуточным между звуками «ж» и «ч» произношением) в Руссастан, чтобы не наполнилась твоя душа рабским содержанием. Это понимал мой старший сын Гурген, да и твой дядя со стороны отца – Сурен, и уехали они один за другим учиться в Петербург. В военное лихолетье оба они погибли, но не знаем мы, я и твоя бабушка Такуи, где и как сложил свою голову наш сын. Уезжай и ты в этот судьбоносный для нашего рода город и постарайся там разузнать о судьбе твоих дядей – как-то не по-людски не знать места гибели своих близких, сынок.       Дед проводил меня до трамвайной остановки на углу ул. 28-го Апреля и Дзержинского, куда мы проследовали мимо административного здания сельхозинститута, на котором красовалась мраморная доска, извещающая, что там в 20-ые годы трудился в течение четырёх лет «выдающийся советский селекционер академик Трофим Денисович Лысенко». Дед Мартирос какое-то небольшое время в военную пору |