[233-259] [260] [261] [262] [263] [264] [265] [266] [267] [268] [269] [270-304]
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
любуясь появляющимися на противоположной стороне улицы «Исмаилией», бывшей школой для мусульманских девочек, зданием университета – бывшим реальным училищем, и, всегда таящая загадки, архитектура Бакинского Совета, только под неожиданными ракурсами открывающая детали, важные для восприятия целиком всей композиции.
Замечаю, что меня на всём пути по Коммунистической сопровождает громкая восточная музыка, раздающаяся из уличных репродукторов и из открытых окон домов. Музыка эта совсем другого содержания, назначения, чем недавно звучавшие в деловом центре из патефонов весёлые, удалые нэпманские песенки вроде «У самовара я и моя Маша» или полные пляжной романтической грусти, но пустоватые, «Голубка», «Утомлённое солнце...» и прочие. Но эта, совершенно другая музыка была дополнительным свидетельством того, что я по Коммунистической действительно поднимаюсь в азербайджанскую часть города. Были это знаменитые восточные мугамы, персидские по своему древнему происхождению, но в Баку, часто именуемые азербайджанскими мугамами. Регулярно по воскресным дням транслировались вокальные, вокально-инструментальные и просто инструментальные гамы, и наиболее частыми и уважаемыми в мусульманской среде их исполнителями были Хан Шушинский, Абульфат Алиев, Шовкет Алекперова, Бюльбюль. Текстовая основа этого жанра состояла из газелей Низами, Хагани, Насими, Физули, Вагифа и других классиков персидской средневековой поэзии, а также современного подражания им. В основном, это были длинные грустно мелодические песнопения, философская суть которых заключалась в постепенном высвобождении духа от окружающей жизненной суеты. При уважительном отношении к мудрому и древнему восточному искусству, а этот жанр возник и развивался ещё в домусульманские времена, мне было не дано напиться из этого родника мировой культуры, видимо, из-за моей невосприимчивости к крайнему верху музыкального звукового регистра. С другой стороны, звучащие в более широком диапазоне призывные к молитве песнопения муэдзина, корни которых, видимо, тоже проросли из того же фундамента, с первых звуков покоряют вашу душу, и вам не хочется, чтобы эта магическая голосовая музыка прекращалась так скоро. Проходя мимо высоких темно-серых доходных домов, дохожу до дома, где живет Роберт Аракелов, и расположенного прямо против здания филармонии. Издали, как обычно, долго любуюсь её фасадом, потом быстро перехожу через проезжую часть и приближаюсь, наконец, к самой дорогой городской жемчужине – зданию Государственной |
