ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
     
В те дни в Думе ясно обозначились два течения: одни хотели сохранить идею какой-то закономерной перемены власти с сохранением легитимной монархии, другие хотели провозгласить немедленно низложение Династии. Появление Великого Князя под красным флагом было понято как отказ Императорской Фамилии от борьбы за свои прерогативы и как признание факта революции. А неделю спустя это впечатление еще усилилось появлением в печати интервью с Кириллом Владимировичем, начинавшегося словами: "мой дворник и я, мы одинаково видели, что со старым правительством Россия потеряет все», и кончавшегося заявлением, что Великий Князь счастлив быть свободным гражданином и что над его дворцом развевается красный флаг.
      Так, может быть, несмотря на всю противоправность действий оппозиции в революционные дни февраля – марта 1917-го года, ликвидация «прогнившего монархического режима» в России была всё же делом в перспективе нужным и полезным, пусть даже через осуществление заговора против «антинародного режима»? Политические и экономические реформы Александра II стремительно вели Россию к конституционной монархии, и лишь бомбы социалиста-народовольца за две недели до ожидавшегося царского манифеста остановили этот процесс. В последовавшие затем три с половиной десятилетия отчётливо проявилась неготовность русского общества к внедрению во власть элементов парламентского способа правления.       То, что монархия без народного представительства работать не может, было ясно и Алексею Михайловичу в ХVII веке, и Николаю II в начале ХХ века. Но Николай II допустил перенос на русскую почву западноевропейский парламентаризм, который и у себя на родине успел к этому времени продемонстрировать свою полную неспособность наладить нормальный государственный быт. Лев Тихомиров предлагал народное представительство по старомосковскому образцу: церковь, земство, купечество, наука, профессиональные союзы, кооперация промысла и прочее. То есть представительство, органически связанное с органически выросшими общественными организациями. Вместо этого мы получили монопольное представительство интеллигенции, начисто оторванной от народа, «беспочвенной», книжной, философски-блудливой и революционно-неистовой. В Государственную Думу первого созыва так и попали наследники «Бесов» и Нечаева, сотоварищи Азефа и Савинкова, поклонники Гегеля и Маркса. Никому из них до реальной России не было никакого дела. Они были наполнены программами, теориями, утопиями и галлюцинациями — и больше всего жаждой власти во имя программ |