ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
работавших на СССР на русском языке, но наши бдительные органы, видимо, ничего не имели против музыкальных передач Голоса Америки на английском языке под названием «Час джаза», хотя в соответствии с пропагандой истинного советского стиля жизни джаз в нашей стране считался признаком быстро разлагающегося капитализма и был категорически предан анафеме в постановлении КЦ ВКП(б) от 1946-го года. Передачи эти мы слушали, приглушая звук приёмника, чтобы бдительные соседи не донесли в домоуправление о нашем низком моральном облике. Среди моря необычной, но простой и очень ритмичной музыки быстро определились мои предпочтения серебряному звучанию трубы Луи Армстронга и сдержанной манере Бени Гудмана, лихорадке саксофона «пташки» – Чарли Паркера, пианистам Эроллу Гарнеру и Оскару Питерсону и голосовому джазовому исполнению, но не пению как таковому, того же Армстронга и Эллы Фитцджеральд.
      Музыка эта была более понятной, чем сложная и объёмная и тем трудная для восприятия классическая музыка – для её понимания не хватало сформированной души, а легкий, лихой джаз подготавливал и облегчал этот процесс освоения гармонии более высокого порядка. Только некоторые из джазовых музыкантов, такие как пианист Джон Луис, в одинаковой степени могли творить волшебство в обоих музыкальных ипостасях, но это станет известным много позже, когда джаз в культурной жизни страны будет уравнен в правах с другими видами музыкального искусства. А в ту последнюю зиму жизни Сталина под недремлющим оком его органов вдруг в какой-то бакинской школе происходит невиданное, из ряда вон выходящее событие – джазовый концерт – и как посмели, почему не арестовали? Однако ларчик просто открывался: сын Багирова, десятиклассник нашей школы, попросил, по ходившим по школе слухам, своего отца сделать подарок школе по случаю приближающегося окончания его учёбы в школе в виде такого концерта, что тогда и произошло. Надо сказать, что концерт в заполненном до отказа спортивном зале и прилегающем фойе оказался неинтересным из-за слабых партий трубы, саксофона, и только ритм-группа выглядела получше, но разговоров в школе и по городу об этом необычном событии ходило немало.       На новые повседневные развлечения – настольный теннис, шахматы, бильярд – теперь стали собираться по 4 – 5 человек поочередно у тех, у кого дома были раздвижные столы, то есть у меня, Жемчугова, Фонштейна и у братьев Коганов. Эти игры на самом деле служили поводами не для повышения своего игроцкого мастерства, а для вдруг возникшего у нас желания более тесного общения, с обсуждением |