Рукотворное совершенство Петербурга –
Тайны периодически происходящих социальных взрывов в российском обществе
[305-319] [320] [321] [322] [323] [324] [325] [326] [327] [328] [329] [330-376]
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
каннибализма. На полпути, на Введенском канале, её застигла сирена воздушной тревоги, и пока бабушка соображала, что ей делать дальше, как проходящую по мостовой полуторку разнесло вдребезги попавшей в неё бомбой, а взрывная волна разбросала по пустынной мостовой темные буханки блокадного хлеба. Подобрав несколько буханок, словно специально посланных ей Богом, и спрятав их под худым пальтишком, она отправилась быстрым шагом в обратный путь, время от времени, останавливаясь, чтобы отщипнуть казавшегося бесконечно вкусным, блокадного хлебушка – теперь, по крайней мере, на какое-то время, она была спасена от голодной смерти.
Жила баба Варя в типичной питерской коммуналке с длиннющим коридором, заставленным, обвешанным нехитрым скарбом, с двумя кухнями по его концам. Окна её большой комнаты выходили во двор-колодец, куда совсем ненадолго в конце дня заглядывало солнце, лучи которого так и не доставали до красного угла с образами и горящей лампадкой. Обстановка более чем скромная: стол, три табурета, комод с зеркалом и фотографиями вокруг него, две кровати с блестящими никелированными шарами по углам, платяной шкаф. По своей глухоте бабушка сама говорила громко с явным ярославским оканьем, да и собеседникам при общении с ней надо было напрягать голосовые связки. Семья её из пяти человек всю блокаду и войну прошла без потерь, но первые же мирные годы оставили в живых только её и сына, военного лётчика, провоевавшего всю войну на Ленинградском фронте. Говорят, что такое среди блокадников случалось часто – когда самые тяжелые испытания оставались позади и уже можно было расслабить свою волю, люди начинали сильно болеть и хворь скручивала их в несколько месяцев. И всё же самыми страшными впечатлениями у бабы Вари были военные, ещё доблокадные несколько дней, когда они вывозили детей из летних лагерей перед началом упорных боёв на Лужском рубеже. «В Луге долго грузились в длинный состав, который, пыхтя, с трудом тащил наш слабосильный паровозик. Сразу за Низовской на состав налетела туча немецких самолётов. Закидали бомбами и паровозик и разворотили все вагоны. Беда была в том, что вокруг были глухие непроходимые болота и от путей далеко не отойти, а эти мерзавцы сверху поливают огнём без разбору, где дети, где взрослые. Улетели изверги. Собрали остатки детей. Кто-то из наших мужиков нашел среди болотных топей сухую полянку, куда перенесли напуганных детишек. Уже смеркалось, когда послышались приближающиеся раскаты с зарницами и не понять – то ли гроза собирается, то ли опять проклятая саранча летит бомбить. А на самом деле было это и то, и другое. И тогда |
