Рукотворное совершенство Петербурга –
Тайны периодически происходящих социальных взрывов в российском обществе
[305-329] [330] [331] [332] [333] [334] [335] [336] [337] [338] [339] [340-376]
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
пения, ранее никогда не слышанного мной. « Это соловьи заливаются трелями в дальнем отсюда углу Михайловского сада» – с улыбкой пояснил мне Эдик. Поспешаем туда, садимся на скамеечку и долго слушаем волшебные звонкие любовные предутренние напевы одинокой птахи, которую не совсем справедливо нарекли почему-то соловьём-разбойником. Позже мне нередко приводилось примерно в это время года слушать трели этой пичуги, всегда поражавшие меня своей неповторимой музыкальной свежестью. Марсово поле произвело на меня двойственное впечатление. Расположенные вдоль дальнего от Лебяжьей канавки края поля казармы Павловского полка, казалось бы, свидетельствуют о рабочем назначении этого места, как плаца для военных упражнений и войсковых парадов полка императорской гвардии, но часто встречающиеся на нём поминальные гранитные камни с захоронениями революционных героев решительно сбивали с толку.
Ну, да Бог с ним, с Марсовым полем! Вон впереди маячат разноцветные майоликовые луковичные купола большого собора, предполье которого окружает витиеватая железная ограда из цветов и побегов в стиле рококо. Эдик быстро разъясняет происхождение названия Храма на крови. Оказывается, именно на этом месте в 1881-ом году был смертельно ранен террористом лександр II – второй после Петра великий реформатор России. Обходим стены храма по узкому проходу вдоль Екатерининского канала, и здесь я от неожиданности даже вскрикнул: слева вровень с уровнем земли оказалось мозаичное распятие примерно в средний человеческий рост. Предрассветным утром фигура эта показалась мне живой, что и вызвало такую эмоциональную реакцию. Заглядывая в щели дверей боковых приделов и главного входа, мы пытались разглядеть внутренний объем собора, и то ли то был мираж от долгого пристального разглядывания, то ли действительно было так, но мне почудилась в центре собора на мраморном мозаичном полу царская карета, а место убиения императора было помечено на полу темным крестом. Дальше сворачиваем на по-деревенски тихую Мойку с выходящими на неё тылами аристократических особняков. Вокруг всё кажется охвачено сладким обломовским сном, совсем не чувствуется близкой парадной холодной строгости Миллионной, дисциплинирующей прохожего перед выходом на главную императорскую площадь России. Стомленные ночными впечатлениями, по Садовой пересекаем Невский проспект и маршевым шагом проходим столь же нарядную Садовую линию Гостиного двора, а на противоположной стороне улицы за ажурной оградой вскоре появляется Воронцовский дворец (позже |
