от Василия III до Николая II – Первая Мировая война (начало)
[377] [378] [379] [380] [381] [382] [383] [384] [385] [386] [387] [388] [389] [390-450]
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие... 3 |
этаже было другое нередко посещаемое студентами место – читальный зал, который для меня верней было бы называть усыпляющим залом. В большом сводчатом зале с редкими узкими, скруглёнными кверху окнами, пропускавшими мало дневного света и совсем мало звуков бурлящей за окнами городской жизни, уютно высвечивали длинные ряды зелёных фосфоресцирующих ламповых абажуров, замыкавших тебя в узком световом пространстве, в котором почему-то воля не концентрировалась, а размягчалась в совершенный кисель. В зале царила атмосфера тишины и покоя, чем-то неуловимым напоминавшая цепенящую прохладу спальни тётушки Хосровадухт из далеко ушедшего детства, и чтобы не растечься безвольно в сладком храпе, приходилось часто взбадривать себя перекурами на шумном пятачке под институтскими часами.
Между тем, к середине сентября зарядили первые за время моего нахождения в городе дожди. Самое начало их я принимал с каким-то веселым озорством, как бывало в редкие дождливые минутные потопы в Баку. Но на пятый день непрерывной стены дождя, когда уличная мокрота, пропитав верхнюю одежду, проникала в обувь, а через промокшую рубашку растекалась по телу, было уже не до озорства. Спасения от всепроникающей влаги и неотвязных запахов сырости, болота и плесени не было ни на улице, ни в общежитии – влажными были полотенца, простыни, которые только к утру испаряли свою влагу от теплоты завернувшегося в них человеческого тела. Раньше, в июле, августе, этот петербургский букет запахов чухонского края только намёками угадывался на эскалаторах недавно введённого в строй метрополитена, а нынче чувствовалось, что легкие вот-вот готовы покрыться коркой едкой зелёной плесени. Ещё несколько дней спустя, вспухшая Фонтанка заполоводила проспект Сталина почти до самой площади института, а центр города осваивала вышедшая из берегов Нева. В эти самые унылые моросящие серые дни понадобилось зачем-то ехать электричкой в Красное Село, и у платформы Дачное взору вдруг открылись ряды убогих кукурузных посадок росточком в несколько вершков на желтой глинистой почве со слабыми надломленными листьями, поникшими под холодным лупящим дождём. Картина эта была ярким живым укором сумасбродным планам нового кремлёвского мечтателя. Однако больше всего меня в то время занимала всё же история российских внутренних войн. Жадно впитывая в течение года историю взаимоотношений социальных слоёв российского общества на лекциях Гальперина и дополняя их извлечениями фрагментарных сведений в |
